Жила в Пыльном Городе женщина, возрастом чуть за сорок, по профессии учительница. Был у неё муж – безработный горе-пьяница, а вот детей не было. Потому и глаза её всегда оставались печальными. С этой-то печали и начала она вместе с мужем горькую пить. И чем дальше, тем больше. Уж и люди сторонние замечать стали.

Вот однажды на работе, в школе, вызывает её завуч и говорит:

-Вы,— говорит,— дорогуша, простите, но мы такого терпеть не намерены, а потому, увольняем вас. И запомните: с этих пор вам во все школы дороги закрыты.

Делать нечего, вернулась она домой к мужу.

День они пьют, два пьют… тут деньги и кончились.

Тогда муж ей и говорит:

-Ну что ж, жена, по всему видно, придётся тебе на паперть идти, милостыню просить. Я б и сам,— говорит,— пошёл, да кто ж мне подаст. Не вызываю я жалости. А ты надень тряпьё похуже, да отправляйся, может и наскребёшь чего на ужин.

Попыталась она, было, воспротивиться, да быстренько муж убедил её.

Одела она платье похуже (у неё их всего два и было-то), и пошла на улицу. Встала в ближайшем подземном переходе, протянула руку и стала ждать.

Через короткое время подъезжает к ней Полчеловека. Она сначала даже удивилась – верхняя часть есть, а вместо нижней – доска на колёсиках.

Полчеловека поглядела на неё снизу вверх и говорит:

-Что-то я тебя раньше здесь не видела. Ты новенькая что ли? Где твоя ксива?

-Вы меня простите,— отвечает женщина.— Да только я сегодня в первый раз. Никакой ксивы у меня нет.

-Вот как,— говорит Полчеловека, и по всему видно – жалко ей стало бедняжечку,— ты,— говорит,— вот что: сейчас домой отправляйся, а я дам тебе адрес офиса. Завтра с утра туда явишься, там тебя и зарегистрируют, и ксиву дадут, и обучат чему надо, а то ведь так ты на жизнь не заработаешь. Да и не положено так вот – по дикому.

И протягивает она ей адрес на сторублёвой купюре записанный. Та сначала брать испугалась, а Полчеловека улыбается:

-Ну, бери, бери, не бойся – разбогатеешь – отдашь.

На следующее утро пришла наша женщина, куда было указано. Здание перед ней кирпичное, а вокруг такая всё публика, что и в страшных снах ей не виделась. Стоят, о своём шепчутся.

Тут подъезжает к ней вчерашняя знакомая:

-Ага!— говорит.— Пришла, значит.

-Пришла,— пожимает плечами женщина.

-Ну, тогда слушай внимательно,— придвинулась Полчеловека поближе и начала объяснять.— Сейчас войдёшь в здание, там увидишь три двери. Сначала войдёшь в правую – там регистратор – держись с ним поскромнее, говори поменьше; затем в среднюю – там распределитель – он человек весёлый – бывший режиссёр, с ним можешь быть попроще; и наконец войдёшь в левую там… а там тебе и без меня всё объяснят. Запомнила? Не перепутай.

Поблагодарила наша женщина Полчеловека и, перекрестившись, вошла в здание.

Там и верно была прихожая. Постучала наша женщина, как учили, в правую дверь и вошла. В комнатке за дверью за столом сидел человечишка – маленький да лысый, но с такими злющими глазками, что взял её испуг. А человечек и говорит тонким голосом:

-На работу к нам? Ага,— оглядел её и продолжает,— Ну что ж – имя, профессия.

Сказала она всё как есть: мол, так и так – Стебцова Марья Петровна, учительница истории, хотела и про мужнины проблемы рассказать, но лысенький махнул ручкой и говорит:

-Будешь ты зваться Телогрейкой. Так и запишу. Иди в следующий кабинет.

И уткнулся в свои бумажки, заскрипел пером, только капли на макушке заблестели.

Ну что ж, Телогрейка, так Телогрейка. Вышла Телогрейка из правой двери, подошла к средней, постучалась. А оттуда голос:

-Да-да, войдите.

Да так бодро, так весело, что сразу посветлело на душе её.

Вошла она и оказалась в просторной зале. И разбежались глаза Телогрейкины – чего здесь только не было. И тренажёры, и кресла какие-то чудные и всякие столики с вещицами непонятными. По полу целлофан расстелен, под ногой похрустывает. А посреди всего этого – мужчина высокий при усах закрученных.

-А! Заходите-заходите,— прокричал он радостно.— Мы только вас и ждали! Как, говорите, вас зовут?

-Телогрейка я,— представилась женщина, скромно потупившись.

-Вздор!— воскликнул он, и, подбежав к Телогрейке, взял её за руку.— Колобок обманул вас,— зашептал он ей прямо в ухо,— Вы не Телогрейка, вы… вы ДУШЕгрейка. Если б вы знали как стало тепло у меня на душе когда вы вошли. АХ… ну да ладно, Телогрейка, так Телогрейка. Ему там виднее,— махнул он в сторону соседнего кабинета. А затем, взялся за свой подбородок, вроде как, задумавшись, и стал Телогрейку разглядывать.

-Так, ну и кем же вас сделать?

-Я учительница,— тихо проговорила Телогрейка.

-Ну конечно! Вы будете «матерью»! Да-да, я вижу, женщина с несчастною судьбою, мужем битая… Да в вас даже исправлять ничего не надо. Этот синяк у вас под глазом говорит сам за себя. А ваши худоба и туалет, дополняют общий портрэт. Ха-ха! Вот что, милая моя, видите те стеллажи?— Телогрейка кивнула, глядя на два ряда шкафов возле дальней стены,— идите и выберите себе инструмент.

Боязливо подошла она к шкафам, очень уж слово инструмент её пугало. Инструмент это ведь что – топоры, ножи и вилы, да ещё скальпели, которые как она заметила, лежали на столах среди прочего. Но поглядев на полки, она замерла в изумлении.

Сложенные штабелями и посапывающие на все лады лежали там младенцы. И у каждого на пальчик ноги бумажка привязана. Взяла она одного, поменьше да побледнее и прочла на бумажке: «Гриша». И тут же сжалось её сердце женское, прижала она к себе ребетёночка и давай слезами обливаться.

-Ай, ты Гришенька мой, Григорий, буду я теперь твоей матерью.

Захлопал тут хозяин залы в ладоши, да за платком в карман потянулся:

-Верю,— всхлипнул он.— Ой, верю.

Вот и вышла Телогрейка из среднего кабинета не одна, а с ребёночком.

Ну что ж, думает, последняя дверь осталась, что-то там меня ждёт.

Постучалась, заходит, а там опять кабинет вроде первого. Только человек за столом в костюме строгом и со взглядом внимательным, а на столе его карта разложена.

Смотрит и говорит, задумчиво:

— Угу, новая «мать» пожаловала. Куда бы тебя?— поводил по карте пальцем,— Вот,— говорит,— езжай-ка ты в Автово, там люд всё больше рабочий, скупой. Если с ними справишься, то дальше только легче будет. Лучше начинать со сложного. Да, и вот тебе…

И достаёт он из стола удостоверение на манер милицейских, только цвета жёлтого.

-Ксива!— объявил он торжественно. Приняла Телогрейка ксиву рукою трясучею, прижала к сердцу и благодарит:

-Спасибо вам, добрые люди.

А человек усмехается:

-«Спасибо»,— говорит,— в сбербанк не принимают, так что вместо «спасибо», будешь каждый день по семьдесят процентов от выручки сюда приносить. И это,— ткнул он пальцем в Гришу-ребёночка,— инструмент когда износиться, придёшь, обменяешь на свежий.

И началась у нашей Телогрейки новая жизнь. И пить ей стало некогда – за день набегается (вид-то её настолько был жалок, что подавали даже скупые работяги из Автово), вечером за ребёнком ухаживает. А ребёнок, он ведь и есть хочет и в штаны ходит. Где уж тут пить. Всё, что от мужа упрячет, всё она на Гришеньку тратила. А вскоре муж и вовсе преставился. И зажилось ей тогда гораздо легче прежнего. И деньги появляться начали – на наряды, да на косметику.

Вот только одна беда: Гриша-то растёт не по дням, а по часам. И на младенца уж не походит – богатырь. А кто такому подаст. Это ж когда маленький был да тщедушный…

Знакомая Полчеловека говорит Телогрейке:

-Что ты с ним всё возишься? Сходи, да обменяй.

Да куда уж там… так он ей полюбился, как сын родной. А тут и он её мамой назвал. Ни за что решила не отдавать Телогрейка своего Гришеньку.

Строгий человек в кабинете ей говорит:

-Что-то от тебя доходу всё меньше и меньше. Вид у тебя больно цветущий. Смотри, отберу ксиву...

Но, как известно, не бывает юда без чуда! Повстречала она вдруг завуча из своей школы. Он её и узнал-то не сразу:

-Как вы,— говорит,— похорошели, Мария Петровна. И ребёночек, вижу, у вас припрелестненький. Чем занимаетесь?

Ну и стала она ему рассказывать. Обо всём как есть поведала. А он только головой качает:

-Не дело это,— говорит,— такой женщине как вы на паперти стоять. Вот что, возвращайтесь-ка вы в школу. Вижу, урок вы усвоили, пора и детишек на праведный путь наставлять.

Телогрейка обещала подумать.

Всю ночь она не спала – всё думала, а на следующий день пришла в гости к Полчеловека. Правда, теперь она была уже ни какая не Телогрейка, а самая что ни на есть – Стебцова Мария Петровна, учительница истории.

Полчеловека как увидела её, так и ахнула, и платье на ней модное и косметика строгая и Гриша в колясочке новенькой.

-Вот,— говорит Мария Петровна,— попрощаться я с тобой пришла.

А Полчеловека улыбается и отвечает:

-Знала я, что из тебя толк выйдет. В деньгах,— говорит,— ты, конечно, теряешь, но зато, статус у учительницы пока ещё выше. Да и Гришу ты усыновить решила. Так и для него лучше будет. Так что, дорогая, будь счастлива. А прощаться… так это незачем. Неужто ты думаешь, что я с учителкой дружить побрезгую.

Так и вернулась наша Мария Петровна в школу совсем другим человеком. А вскоре и замуж вышла – за нового учителя труда. Он мужик рукастый, а главное – непьющий. Да к тому же, детишек любит. С тех пор и зажили они одной счастливой семьёй. Стали жить-поживать, да… да, просто, жить-поживать…