Сара, задумчиво сказал Гриша, бери табурет и садись у окна, я буду писать с тебя портрет. Гриша! У тебя что начинается рассеянный склероз, удивилась Сара, как я помню, за свою жизнь кроме "точка, точка, запятая, минус ро- жица кривая", ты ничего нарисовать не умел. Женщина! ты, наверное, забыла где живешь. У нас по религии изображать человеческое лицо зап- рещено. Так что рисовать я тебя буду в абстракт- ной манере. И на что я буду похожа в этой "манере", по- интересовалась Сара. На свою маму, усмехнулся Гриша, посмотри на её лицо сейчас чистейший абстракционизм. Из своей комнаты на кресле каталке выехала Ма- рия Львовна, мать Сары. Ей 94 года, она почти ничего не видит, но слышит как локатор. Я тебя предупреждала, сказала она дочери,- не выходи замуж за этого шаромыжника. Смотри, мое лицо ему не нравится. А сам ты когда в пос- ледний раз в зеркало смотрел, это уже к Грише,- в прошлом году. То-то я смотрю оно трнеснуло. Не выдержало твоей красоты. О чем вы говорите?! возмущенно вклинилась в разговор Гришина мама Роза Соломоновна. Он у меня очень красивый мальчик. Весь в покойного отца. Ага, ехидно зашевелилась в каталке Мария Львовна, писаный красавец был. Помню, когда они шеренгой стояли на плацу, капитан вечно кричал: Шмулензон! Вы опять забыли снять противо- газ. Гриша понял, что ели он сейчас не вмешается, начнется вторая Куликовская битва. И он примири- тельно сказал: Евреи,ша! Не хотите, не надо! Бог с вами. Я напишу автопортрет, назло вам всем. С этого надо было и начинать, оставила за собой последнее слово Сара. А теперь прошу всех к столу, включая новоиспеченного художника. Пора обедать.
|