/ продолжение /

Еще в Союзе нам до боли был знаком лозунг: "Реклама — двигатель торговли". Оказыва-

ется, не все что мы учили — это плохо. В каждой куче навоза может блеснуть крупица зо-

лота.

Не успел ещё Рома закрыть рот, как у коляски, в которой вальяжно развалился Гоги,

собралась толпа любопытных.

Это даже не наше природные данные. Это состояние духа. Не любопытный еврей — это

уже не настоящий еврей.

— И что ты хочешь за эту дохлую рыбину с мордой напоминающей мне покойного свата?-

спросила тучная еврейка в черной шляпе "конц света", предварительно потыкав своими

твердыми как карандаш пальцами по самым жирным гогиным местам.

— Не давая Роме раскрыть рта, Люба вдруг закричала:

— Не продается!

У Ромки отвисла челюсть.

Но тут ринулся в атаку пейсатый представитель религиозной общины:

— Дамочка! Вы пришли на рынок торговать или себя показать?

— Жук черный!— взвился из своей коляски Гоги,— иди, доучи Тору.

Подхватив полы лапсердака, пейсатый ретировался с поля торговли.

В это время подошла русско-еврейская бабушка и, ткнув пальцем в Гоги, сказала:

— Вот это очень приличная рыба. Я бы такую даже не жарила,а поместила бы в аква-

риум. Пусть внучата любуются. Очень уж она напоминает мне покойного дедушку в моло-

дости.

— Бабуля, а это мысль!— ответил за хозяев Гоги,— всю жизнь знал, что нет никого муд-

рее старой еврейской леди.

Люся заворочалась в тревожном сне.

— И чего тебе не спится,— проворчал Рома, стаскивая с супруги отстаток узкого одея-

ла.

А Люся продолжала смотреть вторую серию.

В этой серии начался настоящий аукцион. Посыпались самые невероятные предложения.

Цены как за килограмм живого веса, так и за все изделие в целом, росли как за по-

лотно Ван-Гога.

От предлагаемых сумм у Ромы "поехала крыша".

От сознания, что он стоит намного больше, чем яхта у шефа, Гоги засиял улыбкой ла-

уреата Канского фестиваля.

И только Люся безучастно смотрела на весь этот гармыдер. Как всякой нормальной жен-

щине, ей противен был этот торг живым товаром.

— Евреи! Ша!— закричала она.— Как вам не стыдно! Вы что забыли о Катастрофе! Вы что

забыли о жертвах Шестидневной войны! У вас уже нет ничего святого!..

— Мадам, при чем тут Шестидневная война,— поинтересовался интеллигент в очках.

— А ещё очки надел,— встрял Рома и, уже совсем не к месту выпалил: "Не уверен — не

обгоняй!"

— Все,— сказала как отрезала Люся,-тащим его обратно. Затем сделаем ему обрезание