/ продолжение / — Ага, командовать парадом буду я,— передразнил его Болек, не подозревая, что он цитирует Великого Комбинатора. Толян позвонил. — И кто там,— запела Люся. — Почтальон Печкин,— схохмил Толян,— откройте, пожалуйста. — Если насчет Гоги, не открывай,— закричал Рома. Но это была бы не Люся, если бы не сделала наоборот. Она гостеприимно распахнула дверь. Толян и Болек потоптались на коврике и зашли. Обстановка в квартире была не богатая, но аккуратная. Давно уже Рома с Люсей выбро- сили сохнутовские кровати и мебель с помойки.Они купили подержанный салон, когда-то очень приличный, и веселенькую спальню. Так чтобы не стыдно было перед людьми. Телеви- зор "Сони" и люстра с "висюльками" завершали интерьер. Набычившись, Роман посмотрел на молодых людей и процедил: " Если вы чего-то там про- даете, так мы ничего не покупаем. Пенсионеры мы." -Как раз наоборот,— подхватил так удачно брошенную фразу, Толян,— мы, как раз, поку- паем. Он с Болеком, не ожидая приглашения, уселись на диване. — И что, к примеру, вы можете у меня купить,— сразу оживился хозяин,— вы что из "алты-захен". /покупаем старые вещи/. — Я тебе сейчас покажу "алты-захен", мало не покажется, — взбеленился Болек, не знавший идиш. — Не обращайте на него внимания, он обидчивый, как невеста в день свадьбы,— поста- рался сгладить углы Толян.— Мы бы хотели приобрести тот экспонат, который вы выловили в море. — Сам ты, мудило, экспонат,— раздалось из ванной. Оказывается, Гоги все видел и слышал. — Буду играть в открытую,— проигнорировал выпад Гоги, Толян,— этот экземпляр, охран- ник нашего шефа и владельца яхты "Прикол". Почему он превратился в рыбу, а не в жабу, не знаю, но предлагаю вам три тысячи американских долларов за это животное. Его, поче- му-то, очень хочет видеть хозяин. — Ни за что!— решительно сказала Люся,— он мне стал как родной. — Браво, Люся,— не поддавайся шантажу этих рекетиров,— вопил из ванной Гоги. — Послушай ты, ни рыба, ни мясо, иди умойся,— не выдержал Болек.— Шеф тебя простил. От такой наглости у Гоги на время отняло голос. Воспользовавшись паузой, Толян предложил: — Пять тысяч. Надув щеки, как небезызвестный "отец русской демократии", Роман изрек: — Десять тысяч. / продолжение следует /
| 
